Конец февраля 2020 года. Если быть совсем уж точным, то 23 число, день советской армии. В которой я, люблю так говорить, не служил. Я служил в войсках КГБ СССР, хотя и строительных, но в Москве. Не хер собачий.
Но у нас речь идёт сейчас о Виннипеге и о работе в Уоткинз. Я не раз в своём ЖЖ говорил, что если бы там платили хотя бы 12 долларов в час, то не исключено, что я проработал бы в этой фирме до пенсии. Замечательный коллектив, очень лёгкая работа, оставляющая тьму свободного времени. 12 долларов в час при 40-часовой рабочей неделе, то есть 480 в неделю значат почти 2 тысячи в месяц. При минимальном налоге и при стоимости жилья в 50 000 долларов за очень хороший кондоминиум и примерно 80 000 за прелестный трёхэтажный дом при ежемесячной выплате ипотеки долларов в 800.
И это – при двоих работающих и отсутствии иждивенцев, поскольку дочь уже была пристроена в США.
Но там платили 8,50, что было всё же маловато, и мне приходилось подрабатывать в секьюрити.
Но я бы всё равно нашёл через пару лет работы что-нибудь получше. Я не из тех, кто сидит на жопе, потому что так привычнее.
Хотя дни мои, как говорил Ас Пушкин, тянулись тихо в этом Уоткинсе, были и свои моменты развлечений и отвлечений.
Как-то раз позвонила мне с целью сделать заказ Лайла Кивиахо. На моём телефоне высветилось ENG, что означало, само собой, что звонит англофон. Я спрашиваю идентификационный номер от Уоткинз (Watkins ID #) и ввожу его в систему. Вижу упомянутое выше имя. Спрашиваю: Am I speaking with Laila Kiviaho? Естественно, произнося имя на финский манер, потому что мне понадобилась наносекунда, чтобы понять, что звонит финка.
На другом конце провода воцаряется молчание.
Я уже чешу репу, что могло пойти не так, как вдруг собеседница радостно кричит, что я первый, кто её фамилию по телефону правильно произнёс. Потому что да, строго говоря, если произносить по всем правилам, то фамилия её должна звучать как Кайвайэхоу. Даже если учесть, что фрукт киви англофонам знаком, то всё равно будет Кивиэйхо.
Но я же не так прост, чтобы не упустить прекрасную возможность блеснуть своим когнитивным багажом. Я спрашиваю её: Puhutteko te suomea? Что значит: «Вы говорите по-фински?». Естественно, в ответ слышу радостное: Kyllä, minä puhun suomea, что означает: «Ясен пень, говорю».
Дальше мы спокойно переходим на английский, вставляя в него финские словечки. Я попытался объяснить бабушке, а то, что дама была преклонных лет, было слышно по её дребезжащему голосу, откуда я (Petrskoi), но это ей мало что говорило. Как бы то ни было, заказ я от неё принял в лучшем виде и отныне, когда Лайла Кивиахо звонила, она всегда просила соединить с «финном с этим, Сантери». Мне было лестно.
И, как это часто бывает, жизнь преподносит приятные сюрпризы. Лайла жива и здорова! И принимает награды.Другим постоянным клиентом был чувак из Гатино, то есть, считай, Оттавы, потому что Гатино является франкофонным спутником нашей столицы, которого звали Жиль Теоре. Он звонил чуть ли не каждую неделю, был связан с Уоткинз давным - давно и, как я понимаю, торговал продукцией фирмы в каком-то торговом центре, что формально было запрещено, но на самом деле на это все клали большой и толстый болт.
По статусу он был директором, то есть заказывал, не платя за доставку, и всегда много. И всегда много «возвращал».
Виртуально.
У фирмы была заложена в расходах статья на то, что если товар дойдёт побитым, с порванной упаковкой и т.д., то директора могли какой-то процент его не возвращать, просто сказать, что пришла некондиция, оставляли его себе, а взамен им бесплатно отправлялся новый. В принципе все знали, что мяться там нечему, так как большая часть продукта была в гибких пластиковых упаковках, но закрывали на возвраты, вернее на невозвраты, глаза. Директор в любом случае заказывал на несколько сотен долларов, а терялся на этом едва ли десяток-другой. И, конечно, был какой-то предел «возврата» на каждую посылку.
Мне всегда льстило то, что Жиль, говоривший на правильном французском, постоянно делал мне комплименты на счёт моего французского и никак не мог поверить, что я не жил продолжительное время во Франции. Причём, поскольку он был в контакте со мной почти два года, то отмечал мой прогресс в языке Мольера по сравнению с моими первыми шагами в Уоткинз.
Язык, особенно устный, действительно лежавший без улучшения с 1978 года, крепчал на этой работе. Не так быстро и солидно, как после моего переезда в Монреаль, но всё же прогресс был налицо.
С Жилем мы сдружились до того, что он даже меня приглашал к нему домой в Гатино. Но тогда я даже предвидеть не мог, что не останусь навсегда в Виннипеге.
Были и другие приятные контакты как в англоязычной Канаде, так и в Квебеке, с людьми, с которыми можно было говорить с десяток минут ни о чём, но ничего особенно не запомнилось.
Что определенно запало в память, так это день прощания с фирмой. Я, как положено, за две недели объявил, что ухожу и переезжаю в Монреаль.
Это – обычное тут дело. Человек всегда ищет, где лучше, где платят больше и есть страховка (В Уоткинз её не было). Но важно было, как меня провожали. В обед все собрались в столовой. Выступили человека три, сказали, что я влился в их коллектив, как член семьи. Я в ответ сказал, что семья и была, и душой нисколько не кривил. Подарили долларов на сто всяких магазинных карточек, что точно уже не помню, открытка была точно. Обнимались долго.
Славная контора, чудесные люди. Френдли Манитоба, куда я больше не вернусь….
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
