Стилистика. Введение. Базовые понятия.

[3apa3a]

В В Е Д Е Н И Е


I – АРГУМЕНТАЦИЯ

§ 1. Слишком часто из-под пера порой даже и опытных переводчиков выходит заключение о том, что перевод – это искусство. Несомненно, доля правды в нём есть, но такое мнение, тем не менее, намеренно ограничивает природу объекта нашего исследования. На самом же деле перевод является дисциплиной точной, обладающей своей методикой и не лишённой свой-ственных ей проблем. Именно в таком разрезе мы и будем его рассматривать. На наш взгляд, безоговорочное помещение перевода в ранг искусств, скажем, на восьмое место, нанесло бы ему большой урон. Ведь таким образом ему отказывают в одном из его неотъемлемых качеств, а именно в том, что не считают этот предмет частью лингвистики. У перевода отни-мают методы анализа, находящиеся в чести у фонетики и морфологии, а ведь лингвисты, например Балли, применяли анализ в сфере стилистики ещё полвека назад.

Конечно, если и можно говорить о том, что перевод – искусство, так это потому, что мы имеем возможность сравнить несколько переводов одного оригинала, отринуть некоторые из них как плохие и похвалить прочие за их верность и ритм. То есть будет не один перевод, а скорее выбор, делая который, переводчик мешкал, прежде чем предложить окончательный вариант. А поскольку имелся в наличии выбор, то происходил и творческий процесс, ведь искусство по своей сути и есть свобода выбора.

Но можно подойти к проблеме с другого конца и сказать, что раз не существует единственного варианта перевода определенного текста, то эта неоднозначность перевода не происходит из особенностей нашей дисциплины, а идёт, скорее, от неполного исследования действительности. Мы позволим себе предположить, что если бы мы лучше знали законы, которыми нужно руководствоваться при переходе от одного языка к другому, то в итоге получали бы возрастающее число одинаковых решений. Если бы у нас был количественный критерий, дающий отчёт об исследовании текста, то мы бы могли даже выразить в процентах долю случаев, пока всё ещё ускользающих от однозначности.

Вместо того, чтобы походя констатировать сложность перевода, рассуждая о его «предательстве оригинала» и исключая его таким образом из области гуманитарных наук*, мы предпочли заложить принцип методического исследования переводимого текста и предложенного перевода.

* Не следует забывать, что лингвистика, несомненно, является самой точной наукой в истории человечества, или, по крайней мере, самой передовой в силу стечения обстоятельств, которое совсем не случайно. Ср. Трагер и Смит: It is probably true that in linguistics, because of the extremely formal and handable nature of the data, the greatest progress in organisation of the proper levels has been made. (Может быть верно, что в лингвистике из-за чрезвычайно формального и удобного характера данных был достигнут наибольший прогресс в организации соответствующих уровней). Outline of English Structure (Очерк структуры англий-ского языка), стр. 81. (прим. авторов)

После чего у нас будет возможность показать, почему использование методических приёмов по праву является искусством сочинения сродни тому, которое проявилось при создании оригинала. Другими словами, перевод становится искусством тогда, когда ты овладел техникой. Достаточно поучаствовать в редактировании заданий, представленных переводчиками на профессиональный конкурс, чтобы отметить, что успех неизменно приходит к тому, кто знает ремесло, а основы этого ремесла ему преподали те предшественники, что учились годами в ходе работы, часто неблагодарной, и теми, кто знает, что недостаточно быть двуязычным для того, чтобы провозгласить себя переводчиком.

§ 2. Предлагаемый нами метод, впрочем, не только годится для профессионалов, но применим к разным сферам перевода. Из них можно выделить по меньшей мере три: уже знакомые нам образовательную и профессиональную, а также сферу лингвистических исследований.

Перевод в образовательных целях может представлять собой либо процесс заучивания (ныне критикуемый), либо процесс верификации. Он позволяет увериться в том, что учащиеся усвоили слова и обороты иностранного языка (тема) или стали способны уловить и передать смысл и нюансы иностранного текста (версия).

За пределами сферы образования целью перевода является сообщить другим людям, что было сказано или написано на иностранном языке. Человек, который переводит, не ставит целью самому понять сообщение, он это делает по умолчанию. Его цель – сделать так, чтобы сообщение оригинала поняли другие на другом языке.

Можно принять во внимание и ещё одну роль перевода. Сравнение двух языков, будучи произведено осмысленно, позволяет чётче обрисовать особенности каждого из них и описать их поведение. В этом случае во внимание будет приниматься не смысл сообщения, а образ действия языка при выражении этого смысла. В какой мере, например, проявляется подразумеваемая в сообщении ситуация? Простую фразу типа He went north to Berlin, прочитанную в романе, никак нельзя перевести на французский буквально. Можно об этом сожалеть, но лучше дать себе отчёт в том, что во французском нет необходимости давать уточнение, выражаемое словом north. Будучи интуитивным в конкретике, язык Мольера предоставляет читателю больше свободы для выстраивания действительности. Если мы знаем, из какого пункта наш путешественник отправился в путь, например, из Мюнхена или Вены, то ясно, что в Берлин он не может попасть иначе, как двигаясь к северу. То же касается и перевода up in your room, который мы сделаем в виде dans votre chambre (в вашей спальне). Здесь речь идёт о вопросе gains (приобретений) и pertes (утрат) (151), причём это не единственный вопрос, который будет прояснён таким образом. Сравнение французского и английского языков, которое мы только что провели, позволило нам выделить из первого, а способом контрастного сопоставления и из второго, характеристики, которые не видны лингвисту, работающему с одним языком. Таким образом представляется, что перевод, который делается не для того, чтобы понять или дать понять другим, а с тем, чтобы рассмотреть функционирование одного языка по сравнению с другим, явится процессом расследования. Он позволит объяснить некоторые явления, которые без перевода остались бы незамеченными. В этом отношении перевод предстанет в качестве вспомогательной дисциплины языкознания.




§ 3. Остаётся пожелать, что практикуемый в таком разрезе перевод подвигнет на создание учебных текстов и послужит образованию профессиональных переводчиков. Но в той мере, в какой он входит в процесс преподавания языков, важно определить его место по отношению к изучению грамматики и словарного запаса.

Если перевод является сравнительной дисциплиной, то из этого следует, что объекты, которые он сравнивает, а именно два языка, имеющихся в нашем распоряжении, известны. В процессе обучения не может идти речь о приобретении обширных знаний, но мы уже давно поняли, что тема и версия приносят пользу лишь в том случае, если они практикуются в сфере, предварительно исследованной другими средствами. Что касается профессионального переводчика, то он должен знать все нюансы иностранного языка и иметь в своём распоряжении все ресурсы родного. Ни грамматика, ни словарный запас не должны таить для него никаких секретов. Настоящий труд обращён к тем, кто хорошо знает иностранный язык, будь то французский или английский. Его целью не является экспозиция грамматики и словарей, но стремление рассмотреть, как работают винтики системы при передаче мысли от одного языка к другому. Из рассмотренных таким образом фактов вычленяется теория перевода, стоящая одновременно на лингвистической конструкции и на психологии говорящих субъектов .

Наше исследование, таким образом, выйдет за рамки грамматики и лексики, но будет черпать в них примеры. Оно также позволит синтезировать понятия, часто остающиеся разношёрстными. Переводчиков, владеющих ремеслом, оно снабдит ценными ориентирами, необходимыми для классификации уже знакомых понятий и новыми фактами.

§ 4. Чтобы достичь такого результата, мы должны будем:

а) Попытаться понять те пути, по которым идёт разум, сознательно или бессознательно, переходя от одного языка к другому и составить дорожную карту. Всегда будут моменты, когда лучше пойти нехоженой тропой, но это не противоречит утверждению, что по удобно проложенным дорогам шагать всё же легче.

б) Изучить как можно более точные и максимально убедительные примеры переводческих механизмов, выделить из них приёмы, а за пределами этих приёмов выявить менталитет и социально-культурные факторы, его питающие.

Нет и речи о том, чтобы дать список рецептов, автоматическое применение которых приведёт к механизации перевода.
Как уже было сказано выше, мы не верим в единственное решение. Но мы убеждены, что конфронтация двух стилистик, французской и английской, позволит выделить генеральные, часто очень чёткие линии. Эта конфронтация и созданные нами категории перевода не являются чистой игрой разума. Речь идёт о том, чтобы облегчить переводчику задачу определения тех трудностей, с которыми он сталкивается, и позволить ему отнести их к специальной категории рядом с уже преодолёнными. Мы думаем, например, о том, что тот, кто перевёл сочетание École maternelle (детский сад) как Motherly Schоol, избежал бы этой ошибки, если бы знал, что motherly является словом чисто аффективным, тогда как maternelle может быть интеллектуальным и аффективным одновременно. Далее мы увидим, что противопоставление интеллектуальных и аффективных свойств позволяет распознать ложных друзей переводчика.

§ 5. Мы пишем на французском для читателей по большей части франкофонов, поэтому, само собой, будем отталкиваться от английского, чтобы прийти к французскому. Тем не менее мы считаем, что сравнение языков должно происходить в обоих направлениях. Вот почему выражения, которые мы используем: ЯО – язык оригинала и ЯП – язык перевода применимы одинаково как к английскому, так и к французскому. То есть мы займёмся одновременно и темой, и версией, и специализирующиеся во французском люди, чьим родным языком является английский, тоже получат пользу от нашей книги.

§ 6. Наша работа состоит из трёх частей, относящихся к трем языковым аспектам: лексике, организации и сообщению. В Приложении вы найдете несколько текстов, которые позволят применить предлагаемые нами методы.

Прежде чем описать дорогу, позволяющую переходить от языка к языку, следует попробовать определиться с некоторыми понятиями, которые пригодятся в нашем труде.

II БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ

§ 7. Лингвистический знак.

Высказывание состоит из знаков. Знаки относятся к области словарного запаса, грамматики, интонации и т.д. Они придают высказыванию глобальный смысл, который мы называем сообщением: без него высказывание не существует. Наряду со знаками следует различать признаки. Знак применяется намеренно тем, кто говорит. Признак, напротив, является невольным проявлением социального статуса, характера и настроения говорящего в данный момент. Тот, кто читает или слушает, если он наблюдателен, обратит внимание на признаки одновременно с регистрацией знаков своём сознании. Точно так же, как добротное толкование текста выделяет знаки и признаки, так и перевод должен уделять внимание и тем и другим. Исследование знаков относится к области документации.

Высказывание соответствует либо одной, либо нескольким ситуациям. Ситуацией называют реальность, которую обозначают слова. Все знают, как опасно переводить вне контекста. Если мы пойдём ещё дальше, то ска-жем, что контекст обретает окончательный смысл только тогда, когда мы реконструируем в уме ситуацию в контексте. Тут мы вступаем в зону мета-лингвистики (246).

Понятие знака совсем не простое. Согласно определению де Соссюра , знак является нерушимым союзом концепции и её языковой формы, письменной или устной. Концептуальная часть знака называется означаемым, а языковая – означающим. Когда в данном контексте слово имеет точный эквивалент в другом языке, то для двух означающих находится лишь одно означаемое. Например, knife и couteau (нож) в контексте couteau de table (столовый нож) - table knife. Но означаемые и означающие, которые считаются взаимозаменяемыми, могут не совпадать полностью. Как в случае с pain (хлеб) и bread. Английский продукт пекарни имеет совсем другой вид, нежели французский, и играет куда меньшую роль в рационе британцев, чем французский хлеб.

Переводчик должен заниматься чисто формальной стороной знаков, например, разницей между booksellers (книготорговцы) и bookseller’s (не-что, принадлежащее одному книготорговцу), it please (это, пожалуйста) и it pleases (это нравится), j’en doute (совсем не уверен / не верю) и je m'en doute (я практически уверен / я это знаю, не надо уточнять) и, повторим, подразумевается наличие некоторых предварительных знаний для того, чтобы дискуссия состоялась. Он также должен, даже в первую голову должен, заниматься их концептуальным аспектом, их значением, направляющим его, как мы уже видели, в сторону данной ситуации. Взаимодействие двух половинок знака в континууме язык-мысль, составляющем сообщение, неделимо на фрагменты иначе как с помощью аналитической операции, трудной и произвольной. Вот это взаимодействие как раз и есть сфера, в которой переводчик преимущественно занят, и оно осуществляется не только в вертикальном плане, внутри знака, если можно так сказать, но и от знака к знаку, в результате чего сообщение в целом получается большим чем простая сумма знаков, его составляющих.

§8. Означающее определяет означаемое полностью лишь в исключительных случаях. Чаще всего оно передаёт лишь один аспект означаемого. Это обстоятельство было освещено в небольшой книге Дармстетера La Vie des mots (Жизнь слов), вышедшей в 1895 году: «Функцией слова не является определение предмета, оно всего лишь должно вызвать его образ. И в этом смысле мельчайшего знака, даже самого несовершенного, самого неполного, с того момента, как он признан знаком людьми, говорящими на одном языке, достаточно для установления связи между знаком и обозначаемым им предметом» (стр. 43). Из этого утверждения следует вывод о том, что хотя синонимы имеют по определению практически идентичные означаемые, их означающие отсылают к разным аспектам.

Если мы, таким образом, возьмём пример Дармстетера, слово «судно», то один из синонимов, например «пакетбот», ставит ударение на том, что такое судно использовалось прежде всего для перевозки почты, а «корабль» на первый план выдвигает его способность держаться на воде**.

** Переводчик не смог в данном случае воспользоваться примерами авторов, которые приводят слово vaisseau, означающее во французском как «судно», так и «сосуд» (в русском языке в применении к кораблю к этому значению лишь приблизилось уничижительное «посудина»), а также термин «bâtiment», то есть «строение», которое тоже означает корабль, и в русском языке сходного синонима нет, вследствие чего пришлось заменить и всю фразу оригинала: …”vaisseau” met l’accent sur la forme, ”bâtiment” sur la construction, et “navire” sur la flottabilité (прим. перев.)

По крайней мере, так было в самом начале. C тех пор те пользователи языка, которым не нужно обращаться к истории, уже не соотносят слова с их первоначальным значением. Забвение этого аспекта – дело нормальное, неизбежное и даже необходимое для того, чтобы слово отождествлялось со всеми объектами, которые оно отображает.

То, что верно для одного языка, верно и для его диалектов. Например, британскоое keyless watch (заводящиеся без ключа часы) становится в американском stem winder.

Эти слова означают один и тот же объект, характеризуемый положительно в одном диалекте и отрицательно в другом.
В этих условиях было бы удивительно, если бы при переходе от одного языка к другому слова неизменно отражали бы одни и те же свойства тех же объектов.

Например, armored car (US) во французском будет fourgon bancaire (досл. банковский фургон). Французское понятие отображает назначение транспортного средства, а американское – его внешний вид.***
*** Нет, впрочем, уверенности в том, что устройство французского банковского фургона оправдывает эпитет “armored”. В этом случае речь шла бы о металингвистическом факте (прим. авторов).

Точно так же équipe de dépannage (аварийная бригада) передаётся словосочетанием wrecking crew.
Наша теория модуляции основывается на этой констатации (37)

§ 9 Значение и значимость:

Мы встречаемся здесь с ещё одним различием, замеченным Де Соссюром по отношению к знакам. Значение – это смысл знака в данном контексте. Значимость – то, что противопоставляет знак другим, не в выска-зывании, а в языке. Соссюр приводит в качестве примера слово mouton (баран/барашек) в контексте типа: Le berger garde ses moutons (Пастух пасёт овец; по-русски мы не говорим, что он пасёт «баранов» - прим. перев.), но оно не всегда имеет ту же значимость, например, когда обозначает мясо баранину, тоже mouton, англ. mutton, и, чего Соссюр не мог предвидеть, шерсть, применяемую в отделке одежды, по-английски mouton**** . (CLG стр.160).

**** В русском тоже есть слово «мутон», означающее особо выделанную овчину (прим. перев.)


§ 10 Язык и речь:

Это противопоставление тоже соссюровское (CLG стр. 30-31).
Языком называются слова и конструкции, имеющиеся в распоряжении говорящего субъекта, но вне пользования им. Как только он начнет говорить или писать, то слова и обороты относятся к речи. Это очень важно, потому что язык в речи всегда несколько деформируется. Язык развивается через речь. Речь предшествовала языку, и некоторые из речевых реали-заций продолжают переходить в язык. Язык соответствует традиционным понятиям лексики и грамматики, речь живёт в фактах стиля – письменного или разговорного – характеризующего всё высказывание. Сообщение в первую очередь относится к речи. Редактор сообщения пользуется ресурсами языка для того, чтобы сообщить что-либо личное и непредвиденное, что является фактом речи. Мы сразу же можем сказать, что большое число трудностей перевода относятся в первую очередь к речи, нежели к языку. Впрочем, значимость относится к языку, а значение - к речи.

§11. Сервитут и опция

Наш язык состоит из обязательных правил, которым мы вынуждены следовать. Например, род существительных, спряжение глаголов, согласование слов между собой. В этих рамках существует возможность выбора существующих ресурсов, и именно эта свобода выбора рождает речь. Существование имперфекта субъюнктива – это факт языка, но применение его больше не является сервитутом, нам предоставлена опция. Это, кстати, признак некоторой изысканности речи, забота об усовершенствовании языка, кажущаяся некоторым людям пережитком.

Переводчик должен, таким образом, различать случаи того, что редактор обязан был сделать, и того, что он сделал произвольно. Это различие между сервитутом и опцией работает на всех трех уровнях, где будет разворачиваться наше исследование, то есть на уровне лексики, организации и сообщения. В ЯО мы должны особое внимание уделять опциям. В ЯП переводчик должен считаться с сервитутами, ограничивающими сво-боду выражения, и должен выбирать между предлагаемыми опциями, чтобы передать нюансы сообщения.

§ 12. Сверхперевод:

Если подходить к обязательству как к опции, можно получить сверхперевод. Если мы, к примеру, переведём aller chercher (пойти за чем-либо, принести) как to go and look for вместо to fetch, то мы поступим так, словно сочетание aller chercher произошло из случайной встречи двух автономных слов, в то время как речь идёт о выражении, вошедшем в обиход и являющемся сервитутом. Француз просто обязан употребить два слова там, где англичанину достаточно одного. Этого не заметил автор книги о движении Сопротивления при переводе с французского следующего фрагмента:

The striking miners were given food by the occupational authorities, but they were not won over. It went so far that the families of the strikers were compelled to go to the City Hall to look for the soup which their men had refused. (H.L.Brooks, Prisoners of Hope, New York, 1942). (досл. Оккупацинные власти обеспечили бастующих шахтеров питанием, но те не сдались. Дело дошло до того, что семьи бастующих были вынуждены пойти в мэрию в поисках супа, от которого отказались главы их семейств).
Look for является здесь сверхпереводом. Нужно было сказать to get the soup или for the soup (за супом), а ещё лучше for the food (за едой). Мы видим, что сверхперевод состоит в том, чтобы видеть две единицы там, где их всего одна.

§ 13. Как мы сказали, переводчик должен больше заниматься опциями, чем обязательствами. Можно сказать, что грамматика относится скорее к области обязательств, в то время как опции по большей части присутствуют в стилистике, или, по крайней мере, в определенной стилистике, ко-торую Балли изучал в своём «Очерке французской стилистики». Если смотреть с той точки, куда мы себя ставим и куда себя ставит сам Балли, то можно рассматривать два вида стилистики. Одна пытается выделить выразительные средства языка, противопоставляя аффективные элементы элементам интеллектуальным. Это так называемая внутренняя стилистика. Другой её вид ставит перед собой задачу распознать функционирование двух языков, противопоставляя их друг другу. Такую стилистику мы называем внешней или сравнительной. Например, преимущественное использование прономинальных глаголов во французском языке очевидно только тому, кто сравнивает этот язык с английским. Она позволяет, путём контрастного сопоставления, выявить предпочтение английского к страдательному залогу. Изучение уничижительной лексики, напротив, может проводиться внутри одного языка без какого бы ни было сравнения с другим. Если переводчик работает главным образом в сфере внешней стилистики, то он не сможет игнорировать закономерности стилистики внутренней. Балли, посвятивший жизнь изучению этой последней, тем не менее хорошо понимал важность сравнительной точки зрения. Он руководствовался ею в своей «Общей лингвистике и вопросах французского языка », и Мальблан развил его положения в труде по сравнительной стилистике французского и немецкого языков.

Если мы теперь вернемся к нашему различию между сервитутом и опцией, то можем сказать: если опции доминируют в стилистике внутренней, изучающей в основном факты выразительности, то стилистика внешняя занимается одновременно и теми и другими. Многие характерные языковые проявления являются сервитутами. Например, увеличение в объёме (91) с помощью предлогов во французском идёт от сервитута, вызванного ограничением их автономии.

§ 14. Уровни языка.

Переводчик по возможности должен сохранять тональность переводимого текста. Для этого ему слудует выделить элементы, составляющие эту тональность по отношению к совокупности стилистических особенно-стей, которые мы называем уровнями языка. Различить тональности в зависимости от того, относится ли текст к разговорному или книжному языку, к технике и т.п. довольно легко. Однако куда труднее выявить структуру тональности .
В этой книге мы будем придерживаться по большей части соссюров-ской терминологии, как её определил Балли в Traité de stylistique française, но сделав два новых различия: одно между правильным применением и вульгарным языком, а другое - между заботой об эстетике и заботой о функциональности, то есть практичности.
Система тональности является системой противопоставлений. Само понятие уровня языка является организационным, потому что мнемониче-ская ассоциация позволяет противопоставить его обычному термину, означающему то же самое, например: décès/mort (кончина/смерть), то есть предполагается наличие опции и, следовательно, присутствие стилистических вариантов.

Помимо противопоставления слов между собой в плане произведенного эффекта, можно установить и другую оппозицию по отношению к обычным словам, которые по умолчанию лишены тональности и составляют то, что мы называем общим языком, который, как указывает его название, входит во все категории, указанные на схеме ниже. Различие между правильным применением и вульгарным языком может меняться в зависимости от эпохи и обстоятельств, но нельзя отрицать, что даже в эпоху лингвистических послаблений, каковой является наша, образованный человек не скажет: Je vous cause (Прибл. Я вам беседую). Подобное выражение придаёт тексту тональность, которую переводчику надо попытаться передать за счёт, например, компенсации, употребив me вместо I или сказав It don’t matter. (Вместо правильного It doesn’t…). Пример безграмот-ного выражения Je m’en rappelle. (Вместо правильного Je m’en souviens или Je me rappelle (Я вспоминаю (помню) стал уже менее убедительным, свидетельствуя о том, что эти демаркационные линии меняют свои очерта-ния, но ни в коей мере не отменяют их существования.

Наше второе различие состоит в заботе об эстетике по сравнению с заботами чисто практическими. Отталкиваясь от фамильярного языка, стоящего на нижней ступени правильного употребления, можно облагораживать выражение, поднимаясь по очереди на ступеньку языка письменного, книжного (литературного), поэтичного (возвышенного). В обратном направлении мы спускаемся на уровень народного языка и арго. Параллельно этой вертикальной оси существует и ось горизонтальная, которая, на этом этаже письменного языка, включает в себя разные функциональные специализации, то есть такие, в которых язык работает во благо технической специфичности. Они повинуются практической надобности, а не руководствуются соображениями эстетики: в этом принципиальное различие двух осей.

Примечание: напротив фамильярного языка и арго мы поместили жаргоны, языки одновременно фамильярные и технические, как например жаргон Grandes Écoles (Больших школ) или некоторых ремесел. Мы сохраняем различие, проводимое Балли (TSF § 240), а именно то, что жаргоны отличаются от арго тем, что понятны только посвященным. Они, естественно, во многом сходны с арго, но остаются связанными с определенными видами деятельности.

§ 15. Если, к примеру, требуется перевести сообщение: Hello, John! How are you today? то нам необходимо знать, на каком уровне происходит наше общение. Тогда мы будем знать, как перевести приветствие Bonjour (Добрый день, здравствуй(те), то есть скажем ли мы Tiens (А вот и ты!), Bonjour, Jean! (Здорово, Жан!), Salut (Привет) и т.п., решим, оставить ли имя, отдать предпочтение обращению, соответствующему выбранному уровню. Как раз из-за неумения правильно выбрать уровень языка, иностранцы совершают чаще всего ошибки, обращаясь к незнакомому человеку на «ты», например, или обращаясь к вышестоящему лицу на уровне, подходящему лишь подчиненному.

§16. Впрочем, мы размещаемся в плоскости синхронии, пользуясь, насколько возможно, приближенными текстами и формами, исходящими из одного и того же состояния языка, не высказывая по отношению к ним никаких нормативных оценок. К тому же переводчику редко приходится это делать, и он должен быть очень осторожным, когда его текст открывает ему глаза на недостатки стиля. Может ли он и должен ли он опустить эти изъяны в переводе? Отметим походя, что сознательно выбранный нами классический язык ведёт к риску сравнения элементов, немного отстающих от современного состояния языка. Мы предпочитаем отдать экстремальные случаи français avancé (досл. продвинутого французского) или progressive English (досл. прогрессивного английского) на усмотрение специалистов, в первую очередь самим писателям и просто констатировать норму, а не обсуждать её.