Когда-то давно-давно, то есть в прошлом году ещё я отметил для себя пургу, которую несла одна молоденькая девушка в своём журнальчеге по поводу отсутствия логики в языке французском и присутствия, якобы, оной в языке русском. Отметил только лишь потому, что ник у неё был по-французски и с претензией «меж 2 миров».
Почему эта статья пурга ясно всякому лингвисту, это само собой, а также и всякому нелингвисту, который удосужился в своей жизни ответить на вопрос: что есть язык и речь.
И как только ответ на этот вопрос получен, так сразу же становится ясно, что предмета для разговора о логике в языке нет. Её, эту логику, бесполезно там искать. Нет её в языке, как нет как чёрной кошки в тёмной комнате.
Когда я обучаю кого-либо французскому языку (это случалось в моей жизни несколько раз) то часто говорю: не надо спрашивать «почему»? Нет ответа в изучении языков на этот вопрос!
Просто учите тупо слова и выражения и всё!
Язык является продуктом спонтанным и в самом своём начале звукоподражательным. Именно поэтому все первые слова в жизни человека (их с десяток) похожи во многих языках: это папа с мамой (papa mama) и цифры: один два три, uno dos tres, one two three ну можете сами добавить примеров.
Плюс язык является продуктом согласия сторон при полном или частичном их непротивлении, мол, такое-то слово будет называться вот так-то, кто-то ляпнул первым, а вот такое-то явление - вот так, ляпнул второй, а первый согласился и они сообщили это слово третьему, после чего оно пошло гулять по общине.
Причём община эта может быть как широкой, скажем, в одну шестую часть суши, так и мелкой, как войсковая часть размером в отдельную роту, расквартированая напротив строящейся олимпийской деревни в Москве, куда меня привезли служить в апреле 1979 года, уже после окончания франко-английского отделения иняза Карельского пединститута, где не было военной кафедры, и неполного учебного года преподавания французского с английским в средней школе посёлка Харлу Питкярантского района Карельской АССР.
Вот сюда привезли, а как и почему я угодил в стройбат, возводивший это здание, я писал:

(отсюда)
Казалось бы, причём здесь войсковая часть? Да при том, что в ней предметом договорённости между солдатами было то, что слова приобретали новое значение, в корне отличное от первоначального, исконного.
Так, например, слово «залупаться» означало не «выхваляться, проявлять агрессию по отношению к кому-то и т.п., приставать» (вспомните «Дом на набережной Ю.Трифонова:
«Кто вчера к Тарасу залупался? Кто его на лестнице цапал? Ты, гад? ...»),
а ...улыбаться. Старослужащие кричали на молодых: «Ну ты чё залупился, салага? Я тебя отучу залупаться!» И, случалось, отучивали, правда не меня, слава богу.
Другим словом было слово «дристать» и значило оно в той роте не страдать диареей, а ... спать. «Опять дрищешь на посту, блеать!». Трудно представить, что солдат мог справлять большую нужду прямо на посту, а вот поспать – это ради бога.
Стоит ли говорить, что в других частях той же Москвы о таком значении слова и слыхом не слыхивали. Тут я отойду от лингвистики вообще в сторону и перенесусь лет на тридцать назад, в свою армейскую службу.
Волею судьбы случилось так, что мы с майором Калининым сформировали осенью 1980 года новую часть под Москвой. Это никакое не преувеличение, приказ номер один, подписанный Андроповым, был : назначить на должность начальника штаба майора Калинина и на должность старшего писаря штаба - ефрейтора Николаева.
Часть эта в самом начале была расквартирована в местечке Семёновское, в бывшем имении графов Орловых-Давыдовых в 80 километрах от Москвы, неподалёку от села Ивановское и на берегу реки Лопасня, известной ещё по Чеховским произведениям. Я об этом непременно когда-нибудь напишу поподробнее, а сейчас только покажу снимки тех времён, с негатива, по-прежнему у меня хранящегося.
Да, мы спали в казарме со стеклянными потолками и фотографировались так, чтобы за нашими головами были видны эти орлы и львы. Я таких фотографирований избегал, был всех старше на пять лет и общался всё больше с офицерами, но по окрестностям Семёновского вволю походил, посмотрел, посокрушался о том, как умеют в России изгадить историю свою. Сокрушался, но не удивлялся: примеров такого отношения к наследию, пусть не своему, но доставшемуся в пользование задарма, я говорю о родном городе Сортавала, который финны оставили нам нетронутым, перед моими глазами прошло много. Нестройной вереницей варварства, разрушения в глупом кураже ради самого разрушения или пьяного хулиганства. Но это – уже другая совсем история.
Сейчас я работаю в одном из крупнейших телекоммуникационных монстров Канады: в компании Белл. В нашем маленьком коллективе, который перед новым годом сократился на три человека, что дало дополнительную работу нам: вот так подтверждаются слова из песни Пола Саймона: «One’s man ceiling is another man’s floor”, примерно в таком же стиле, как это было в годы моей службы в армии, слова совершенно непонятные никому за пределами нашей маленькой компашки, живут и здравствуют: Мы говорим: «поместить в П2» и все понимают, что это такое, пишем в ноте «Коам» или «Аша Йес» и так далее и тому подобное: десятка два словечек циркулируют в нашей среде из 15 человек и не имеют хождения за её пределами.
МЫ, а вернее те, кто работает в нашем отделе с незапамятных времён, ДОГОВОРИЛИСЬ, что вот это значит это, а другое – то. Создали свой маленький язык.
Почему эта статья пурга ясно всякому лингвисту, это само собой, а также и всякому нелингвисту, который удосужился в своей жизни ответить на вопрос: что есть язык и речь.
И как только ответ на этот вопрос получен, так сразу же становится ясно, что предмета для разговора о логике в языке нет. Её, эту логику, бесполезно там искать. Нет её в языке, как нет как чёрной кошки в тёмной комнате.
Когда я обучаю кого-либо французскому языку (это случалось в моей жизни несколько раз) то часто говорю: не надо спрашивать «почему»? Нет ответа в изучении языков на этот вопрос!
Просто учите тупо слова и выражения и всё!
Язык является продуктом спонтанным и в самом своём начале звукоподражательным. Именно поэтому все первые слова в жизни человека (их с десяток) похожи во многих языках: это папа с мамой (papa mama) и цифры: один два три, uno dos tres, one two three ну можете сами добавить примеров.
Плюс язык является продуктом согласия сторон при полном или частичном их непротивлении, мол, такое-то слово будет называться вот так-то, кто-то ляпнул первым, а вот такое-то явление - вот так, ляпнул второй, а первый согласился и они сообщили это слово третьему, после чего оно пошло гулять по общине.
Причём община эта может быть как широкой, скажем, в одну шестую часть суши, так и мелкой, как войсковая часть размером в отдельную роту, расквартированая напротив строящейся олимпийской деревни в Москве, куда меня привезли служить в апреле 1979 года, уже после окончания франко-английского отделения иняза Карельского пединститута, где не было военной кафедры, и неполного учебного года преподавания французского с английским в средней школе посёлка Харлу Питкярантского района Карельской АССР.
Вот сюда привезли, а как и почему я угодил в стройбат, возводивший это здание, я писал:

(отсюда)
Казалось бы, причём здесь войсковая часть? Да при том, что в ней предметом договорённости между солдатами было то, что слова приобретали новое значение, в корне отличное от первоначального, исконного.
Так, например, слово «залупаться» означало не «выхваляться, проявлять агрессию по отношению к кому-то и т.п., приставать» (вспомните «Дом на набережной Ю.Трифонова:
«Кто вчера к Тарасу залупался? Кто его на лестнице цапал? Ты, гад? ...»),
а ...улыбаться. Старослужащие кричали на молодых: «Ну ты чё залупился, салага? Я тебя отучу залупаться!» И, случалось, отучивали, правда не меня, слава богу.
Другим словом было слово «дристать» и значило оно в той роте не страдать диареей, а ... спать. «Опять дрищешь на посту, блеать!». Трудно представить, что солдат мог справлять большую нужду прямо на посту, а вот поспать – это ради бога.
Стоит ли говорить, что в других частях той же Москвы о таком значении слова и слыхом не слыхивали. Тут я отойду от лингвистики вообще в сторону и перенесусь лет на тридцать назад, в свою армейскую службу.
Волею судьбы случилось так, что мы с майором Калининым сформировали осенью 1980 года новую часть под Москвой. Это никакое не преувеличение, приказ номер один, подписанный Андроповым, был : назначить на должность начальника штаба майора Калинина и на должность старшего писаря штаба - ефрейтора Николаева.
Часть эта в самом начале была расквартирована в местечке Семёновское, в бывшем имении графов Орловых-Давыдовых в 80 километрах от Москвы, неподалёку от села Ивановское и на берегу реки Лопасня, известной ещё по Чеховским произведениям. Я об этом непременно когда-нибудь напишу поподробнее, а сейчас только покажу снимки тех времён, с негатива, по-прежнему у меня хранящегося.
Да, мы спали в казарме со стеклянными потолками и фотографировались так, чтобы за нашими головами были видны эти орлы и львы. Я таких фотографирований избегал, был всех старше на пять лет и общался всё больше с офицерами, но по окрестностям Семёновского вволю походил, посмотрел, посокрушался о том, как умеют в России изгадить историю свою. Сокрушался, но не удивлялся: примеров такого отношения к наследию, пусть не своему, но доставшемуся в пользование задарма, я говорю о родном городе Сортавала, который финны оставили нам нетронутым, перед моими глазами прошло много. Нестройной вереницей варварства, разрушения в глупом кураже ради самого разрушения или пьяного хулиганства. Но это – уже другая совсем история.
Сейчас я работаю в одном из крупнейших телекоммуникационных монстров Канады: в компании Белл. В нашем маленьком коллективе, который перед новым годом сократился на три человека, что дало дополнительную работу нам: вот так подтверждаются слова из песни Пола Саймона: «One’s man ceiling is another man’s floor”, примерно в таком же стиле, как это было в годы моей службы в армии, слова совершенно непонятные никому за пределами нашей маленькой компашки, живут и здравствуют: Мы говорим: «поместить в П2» и все понимают, что это такое, пишем в ноте «Коам» или «Аша Йес» и так далее и тому подобное: десятка два словечек циркулируют в нашей среде из 15 человек и не имеют хождения за её пределами.
МЫ, а вернее те, кто работает в нашем отделе с незапамятных времён, ДОГОВОРИЛИСЬ, что вот это значит это, а другое – то. Создали свой маленький язык.
Tags: